«...А меду, и забожусь, лучшего не сыщете на хуторах… Представляете себе, что как внесешь сот — дух пойдет по всей комнате, вообразить нельзя какой: чист, как слеза или хрусталь дорогой...»
Так мог написать только Н.В.Гоголь в одной из повестей сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки».

Побывать на его родине — моя давнишняя мечта. Хотелось узнать, была ли пасека у Гоголей и что она собой представляла? С большими трудностями спустя десятилетие исполнилось мое желание.

На Полтавщине в середине мая чистый сельский воздух, напоенный влагой и теплом, пьянит ароматом множества цветов. Но особенно в это время выделяется сирень. Кусты ее повсюду: на улицах, в садах и скверах, на стадионах, под окнами крестьянских хат. Рано утром соловьи выводят такие рулады, какие, наверное, и курским не под силу. Но главное — люди, добрые и отзывчивые, которые встречались на пути. Возможно, что и 170 лет назад все было таким же.

На мой вопрос помогла найти ответ заместитель директора по научной работе музея-заповедника Н.В.Гоголя Л.Д.Енко. На основании архивных документов и воспоминаний старожилов можно утверждать, что у Гоголей действительно была большая пасека, которая находилась приблизительно в двух верстах от села Васильевки (теперь село Гоголево) в урочище Яворивщина. Для ее обслуживания был специально выделен человек, который построил там курень, летом в нем жил, сторожил пчел и смотрел за ними. Пчел содержали в основном в ульях-дуплянках (бездонных). Были они и из соломы, конусообразной формы (сапетки). Можно предположить, что настоящих рамочных ульев у Гоголей не было, так как широко распространились они только в конце XIX в.

Сведений, прямо скажем, негусто, хотелось узнать больше. В журнале «Пчеловодство» (№9, 1987 г.) в статье «Пасека в Яворивщине» тоже сказано, что пасека у Гоголей была организована Василием Афанасьевичем, отцом Николая Васильевича. Из воспоминаний Ольги Васильевны, сестры писателя, известно, что Гоголь ходил в Яворивщину пешком к старичку- пасечнику. Ни имени, ни отчества она не упоминает. Но не может быть, чтобы о хозяйстве Гоголей нигде ничего не сообщалось! Мое любопытство было удовлетворено после прочтения книги известного украинского писателя Григория Андреевича Колесника «Прелюды Гоголя». В ней писатель сообщает, что пасека находилась в урочище «Стенка Лес», а не в Яворивщине. Возможно, он прав.

А между тем... Июнь 1828 г. открывал перед Н.В.Гоголем двери в новую жизнь. Он окончил Нежинскую гимназию. Здесь прошла его юность, здесь он готовился к государственной службе или собственному делу, а сейчас ехал домой, полный радужных надежд и мечтаний. Природа будто угадывала настроение Николая Васильевича, благоухала и пела, набирала силу. И вот Н.В.Гоголь дома. Хотя и не думал заниматься делами своего имения, но охотно вникал во все вопросы, помогая матери. Однажды в сенокосную пору решил побывать и на пасеке, навестить старого пасечника Прокопа, которого долго не видел. Чтобы попасть туда, надо было пройтись по лугам, переплыть реку Псел. На другом берегу его от самой воды встречали густые камыши и вербы, а чуть выше по склону, где весной заливало, на смену им стеной поднимались древние вязы, ильмы и клены. А дальше к водоразделу — осокори, березы, тополя и не менее древние липы с подлеском. А еще дальше — гречиха и степь неоглядная.

Пасека размещалась немного ниже поворота реки. Кажется, она находилась здесь с седой древности и пережила бортное и колодное пчеловодство. Николая Васильевича встретил пасечник, чуть уставший, с непокрытой головой. Волосы цвета белого серебра были лишь на затылке и подковой обрамляли загорелую лысину. Одет он был в домотканую полотняную одежду, удобную для работы: мешковатые штаны и рубаху, подпоясанную ремнем.

Ульи располагались на трех террасах кручи реки так, что их освещали первые лучи солнца, всходившего со стороны заливных лугов. По соседству, почти вровень с дорогой и кромкой воды, размещался огород, дальше — сад. За ним стоял курень деда Прокопа, похожий на обыкновенную крестьянскую мазанку, покрытую камышом. На просторном подворье, вблизи хаты, находились ледник и зимовники, плита под навесом. Посредине двора, чуть в стороне, размещались, как на любой пасеке, простое деревянное распятие с лампадкой и иконкой покровителей пчеловодства святых Зосимы и Савватия. Вся пасечная усадьба была обнесена плетеным тыном из лозы с навесными перелазами, скрипучими калитками и воротами. Ульи старые и новые покрашены густой синькой, на некоторых своеобразные отметки. Гоголь обратил внимание на кадило — оно уже дымилось, и понял, что Прокоп до его прихода работал.
— Раньше на пасеке было так же? — спросил Николай Васильевич у Прокопа.
— Нет, много что завел я. Для чего? Ибо настал другой час, время Великого пасечника. Поэтому пришлось изменить ульи, усовершенствовать. (Из колод перевести пчел в ульи, напоминающие человеческий дом.)

Если Ольга Васильевна ничего не говорит о пасечнике, то Григорий Андреевич ярко характеризует его. Сообщает, что пасека и старый дед Прокоп были неотделимы. Мало кто из людей в округе помнил пасечником кого-либо другого, а не Прокопа. В их памяти — если пасека, то Прокоп, на пасеку — то к Прокопу. Здесь от восхода до заката солнца, от весны до осенних заморозков — обычное время работы с пчелами. И так в течение многих лет. Дорога сюда не зарастала никогда. У Прокопа всюду были друзья, он умел дать дельный совет, успокоить, чем-то помочь и даже защитить. Прокоп не получил образования, но мог говорить на разные темы, пофилософствовать, рассказать истории о славной земле, о ее певучих людях — воинах и тружениках. Вот почему Гоголю так хотелось побывать на пасеке, а одновременно и попробовать свежий мед.

Дед Прокоп бичевал крепостное право, которое отнимало время: пять дней работал на пана, еще один день — Богу и оставшийся — на себя. Много ли можно успеть сделать за один день, а работа «на дядю» — не в радость.

Он рассказывал Гоголю, как его еще молодого по воле людской поставили на пасеку. Старый пасечник занемог и мало что сумел передать. Но главные напутствия Прокоп хранил в памяти — брать мед можно, но не надо забывать и о пчелах, помнил и то, как увеличить или уменьшить число роев на пасеке, как объединять их, как уравнивать их силу и корма. До остального сам додумался и стал жить среди пчел. Потом женился на Домахе, имел двух сыновей, которые в Отечественную войну с французами погибли. А Прокоп под старость остался совсем один.

Итак, пасека Гоголей по сегодняшним меркам была большая, но не настолько, один человек и в то время более 100-150 семей не обслуживал, особенно если пасечник в солидном возрасте. Продуктивность пасек тех лет была невысокой, пуд меда с улья — уже хорошо. Но вот что странно, кажется, все ясно, однако вопросов не стало меньше. И причина тому — картина неизвестного художника «Панько Рудый, наемник изъ Диканьки», которая хранится в музее Т.Г.Шевченко в Киеве. Она написана с натуры, в центре — пасечник с открытой головой, в белой рубашке с повязанным галстуком. Опустившись на правое колено перед стройным рядом рамочных ульев, он наблюдает за полетом пчел и одновременно как будто обращается к зрителю с предложением: «Добро пожаловать, господа, въ пасеку, проходиться на пчилъ и трутнивъ подивитеця». (Панько Рудый — сам Н.В.Гоголь, под этим именем он издал «Вечера на хуторе близ Диканьки».) Таким образом, на существование на пасеке рамочных ульев указывают писатель и художник. Но так ли это? Может быть, художник изобразил Панька не на своей пасеке? Пока об этом трудно судить.

Но тем не менее заложенные зерна пчеловодства в имении Гоголей проросли и теперь оно там традиционно. В КСП им. Гоголя, как сообщает старший зоотехник по пчеловодству Шишакского района Полтавской области В.С.Заика, в добротных ульях насчитывается 70 семей пчел, в музее-заповеднике — 50, которые содержатся в вертикальных ульях, расположенных на платформе для кочевки. Еще больше пчел у пчеловодов- любителей.